Росс Барнаби - Загадка белого «Мерседеса» [Сборник]

— Нет, — совершенно растерянно.

— Эмоции, которые вспоминают в спокойном состоянии духа. Вы уже получили свои эмоции, теперь идите и припомните их.

Минхер Фогель удалился, несколько неудовлетворенный своим первым убийством. Если бы ему было известно, что сказал бригадир на Бетховенстраат раньше в этот вечер, он безусловно согласился бы с ним.

Ван дер Валк тоже не был удовлетворен. Он совершенно ничего не знал. Но теперь он, по крайней мере, остался один: он вздохнул с облегчением. Как он ненавидел болтунов, топчущих следы, лишенных уважения, лишенных воображения, лишенных веры. Кто хуже — полиция или пресса? Он с большим удовольствием зажег, наконец, сигарету, отогнал от себя эти мысли пожатием плеч и снова потащился туда, назад, вверх по лестнице.

Дом был маленьким, но комнаты большие. Выстроенное лет сто тому назад жилище богача, которому не был нужен большой городской дом. Только три спальни, одна совсем маленькая, но при каждой — туалетная комната и ванна. Старые печи еще оставались, но было установлено центральное отопление, и все было модернизировано.

Был здесь и чердачный этаж — помещение для слуг; пустое, немеблированное. В большой комнате стояла двуспальная кровать; она была застелена, но не видно, чтобы ею пользовались.

Вторая спальня — на одного. Здесь, очевидно, спал этот мужчина, но и здесь было не больше признаков жизни, чем внизу. Обстановка скудная, только самое необходимое. Все очень аккуратно. В туалетной — четыре костюма: простые, хорошего качества; три пары уличных ботинок, кожаные шлепанцы. Макинтош, темное пальто, шелковый халат. Белье, рубашки, шерстяные вещи — все того же образца. Все хорошего качества, дорогое, в хорошем состоянии. Безличные галстуки и носки, гладкий бежевый шарф из верблюжьей шерсти, кашемировый пуловер. Спокойная городская одежда, одежда делового человека. Все куплено или сшито здесь, в Амстердаме. Никакой одежды для пригорода; ни штанов для игры в гольф, ни запыленных курток, ни плотных свитеров. Ничего, в чем можно чувствовать себя небрежно и уютно, ничего старого и любимого.

Спальня смутила его еще больше. Почему в ней не было никаких личных принадлежностей? Где были вещи, которыми окружает себя каждый человек? Уродливые и нелепые вещи, поломанные или привычные? Была полка с детективными романами карманного формата, головная щетка из слоновой кости. Фотографий не было, но была одна картина: старомодная, в спокойных тонах, академичная. Хорошо написана, довольно приятная. Буковый лес — солнечная просека и заросли колокольчиков. Сентиментальная, спокойная, миленькая картина.

В ванной была английская опасная бритва, дорогое мыло, лосьон «Рокас» и пара миниатюрных ножниц. С ума можно сойти! Почему все это было таким дьявольски скрытным и увертливым?!

В третьей комнате — прибитый к полу ковер и шторы, другой меблировки не было. Ни малейшего намека на присутствие женщины, нигде. Он заглянул в большой бельевой шкаф на лестничной площадке. Простыни, шерстяные одеяла, полотенца, добротные, но не самого лучшего качества. И тоже — все почти новое. Он отправился вниз, покачивая головой.

Кухня была не лучше. Ясно, что здесь жил человек, если только можно назвать это жизнью, но так же ясно, что он жил здесь один. В холодильнике небольшой запас простой, скромной еды; в погребе не включенная сейчас установка центрального отопления. Еще три-четыре бутылки шампанского. Почти никакого фарфора или стекла. Несколько обычных кухонных принадлежностей, металлических или пластмассовых, шкафчик с порошками и пастами для уборки и чистки. Всюду чистота и порядок. Но никакого намека на индивидуальность. С таким же успехом это могла быть театральная декорация. Полностью обескураженный ван дер Валк поплелся обратно в гостиную. Ни бюро, ни бумаг в каких-нибудь выдвижных ящиках. Почти нет книг. Единственной вещью, которая выглядела так, будто она принадлежала реальному лицу, был этот Брейтнер.

Зимняя сцена; канал с обнаженными деревьями и маленьким мостиком. На заднем плане — дома и лавка на углу. Это была картина, которую ему самому хотелось бы иметь.

В нижнем этаже размещались еще обшитый панелями холл, маленькая столовая и нечто вроде небольшой гостиной, — кабинет, пожалуй, или библиотека, которая могла предназначаться для женского будуара, когда строили дом. Очень славный маленький домик, комфортабельный и очаровательный, с прекрасно выдержанными пропорциями. Ни одна из этих комнат не была меблирована, но в холле висели другие виды Амстердама. Две маленькие картины маслом: Западная башня и Цветочный рынок у канала Сингел, товар для туристов. И три маленькие акварели, выглядевшие как рисунок серебряным карандашом, раскрашенный акварелью. Он не эксперт, конечно, но картинки премиленькие. Шрейерс Торен, Монтельбаан и Вааг, на заднем плане — гавань. Этот человек любил Амстердам, — вот и все, что знал о нем ван дер Валк.

Он нашел в погребе бумагу, дрова и щепки; черт возьми, он намерен разжечь камин. В комнате, которая станет чуть веселее и теплее и начнет выглядеть более нормальной, ему легче будет привести в порядок свои мысли.

В самом деле, почему бы ему не устроиться поуютнее? Он взял сигару и немножко шотландского виски, добавил воды перье и после первого же блаженного глотка почувствовал себя лучше. Он поглядывал на кресло, где лежал мертвец, почти дружелюбно. Я намерен познакомиться с тобой поближе», — сказал он мысленно и пустился в догадки, довольно-таки бесплодные.

Он ли правил машиной? Если правил посетитель — зловещее слово, — зачем было оставлять машину? И почему так оставлять? Зачем привлекать внимание? Означало ли шампанское какое-нибудь торжество? Для вас или для меня, возможно. Для богатого же человека, по всей вероятности, нет. Было ли это частное свидание? Деловая встреча? Женщины не носят с собой ножей с лезвиями на пружине, или носят? Носят ли? Если здесь была женщина, то очень аккуратная. Он подумал об Арлетте, которая решительно не была аккуратна.

Очень глупо приходить в возбуждение из-за таких мелочей. Этот ход размышлений завел его в тупик. Что это был за человек? Почему у него был такой опрятный пустой дом, только Брейтнер на стене? Если бы он знал это, это дало бы куда больше, чем сидеть и ломать голову над всем этим « были ли стерты следы с ножа».

А, может, он хоть чуточку заслужил, чтобы его убили?

Насколько можно еще поглупеть? Так ведь можно всю ночь бродить между двух сосен, как в детской игре.

Ван дер Валк с огорчением посмотрел на маленькую кучку пожиток. Ему бы хотелось, чтобы вопросы начали, наконец, на себя отвечать. Эти вещи были такими же безличными, как дом, — они могли появиться из карманов абсолютно любого человека. Но ему надо с чего-то начинать. Он сказал себе, что это дело из тех, которые требуют времени. Больше откладывать он не мог.

Два носовых платка, один чистый, один почти чистый. Без инициалов. Маленький серебряный перочинный ножик, кожаный бумажник, кошелек с мелочью; нигде нет инициалов. Ни чековой книжки, ни визитных карточек, ни писем, ни бумаг.

— Он что, в игры со мной играет? — пробурчал ван дер Валк сердито. — Что это еще за прятки?

Строгие золотые часы «Этерна» на черном кожаном ремешке. Обручальное кольцо. Соломенный портсигар. Кольцо для ключей. Очки. Ни записной книжки, ни карманного календарика. Ни даже водительских прав. Черт побери, водительские-то права должны быть! В машине? Ван дер Валк устал, но, наконец-то, он вышел из состояния раздражения. Это дело может оказаться жалким и глупым, как большинство дел, но он начал думать, что это не так. Это был не просто скучный обыватель. Этот странный порядок и страсть к анонимности, это наверняка умышленное отсутствие чего-то личного, персонального, — это стало его увлекать, он даже начал испытывать симпатию к этому человеку. Не означает ли это чего-то интересного, необычного, многогранного?

«Как алмаз, — подумал он. — У них такие же таинственные качества, как у людей. Сердце из огня, которое не всегда себя проявляет. Каждый — единственный и неповторимый. Но чем больше граней, тем больше света. Подобно людям, они содержат в себе, скрывают и обнаруживают разные оттенки, жар и холод, внезапную жизнь и яростный огонь. Была какая-то английская метафора относительно неотшлифованного алмаза. Людей шлифует и гранит тот образ жизни, который они ведут, люди, которых они встречают — другие алмазы. И в некоторых появляются трещинки. Немногие обладают качествами драгоценных камней. Но каждый алмаз прекрасен, странный и завораживающий. И очень редко попадается по-настоящему ценный камень. Бриллиант. Вознаграждающий за узнавание, уход, изучение, любовь. Алмазы, — он это знал, — становятся страстью». Довольный своей фантазией, он поплелся спать.

На следующее утро он рано пришел на службу; нужно было многое сделать. Сначала предстояло написать рапорт и отнести erb к боссу. Потому что сам босс должен будет написать свой собственный рапорт для шефа, главного комиссара, который управляет всем аппаратом розыска, со всеми его отделами и службами. Босс — комиссар, командующий «Службой розыска», — вроде голландского Мегрэ — будет, в теории, руководить этим расследованием, как и всеми делами об убийствах. На практике же он окажется слишком занят, во всяком случае, так говорили. Истина заключалась в том, что комиссар Самсон отнюдь не походил на Мегрэ. Он был пожилым человеком, которому оставался год до пенсии, и он любил покой. У него не было желания фигурировать в газетах и без нужды расходовать энергию. Ни похвалы, ни продвижение по службе его не интересовали — он свое отслужил.